Над просиявшим миром показались первые лучи солнца, рассыпались по воде, задрожали в свежей зелени, в куртине орешника… и ожили, заиграли драгоценные камни, долгие годы не видавшие света!
Сеня ахнула и застыла, не в силах ни слова вымолвить. Мамука был в этом с нею полностью солидарен! Лапекак как-то весь поблек и перестал сучить своими отростками. А майка на берегу чуть явственней зашевелилась и из неё послышался едва слышный голос:
— Крест… Ищите крест.
Сеня опомнилась и стала, не дыша, разгребать сокровища. Из глубины глянул на неё потемневший лик Божьей Матери… Она бережно взяла икону, сдула с неё пыль, положила на зеленую травку и подумала, что это, наверное, та самая чудотворная, о которой говорил Проша. Солнышко заиграло на потемневших красках иконы, и Ксения с изумлением увидела, что лик улыбаеся…
Здесь было множество предметов церковной утвари: подсвечники, кадильницы, золотые лампады и чаши, отделанные рубинами и сапфирами, крупные медальоны на золотых цепях, тоже украшенные камнями, тяжелые старинные фолианты, куски драгоценной парчи, шитой золотом и жемчугом… Потускневшее золото, покрытое слоем пыли, чуть поблескивало в лучах солнца.
Сенины пальцы, послушные Прошиному велению, искали то, что должны были отыскать. Они нащупали две перекладины, пересекавшие одна другую, ухватили, потянули из глубины, раздвигая нити жемчуга, как видно, украшавшие прежде лики святых в окладах икон… Она извлекла из сундучка простой деревянный нательный крест на истлевшем шнурке. Он был темный, гладко отполированный, довольно крупный — с её ладонь. Полустертый от времени силуэт распятого Христа едва виднелся на нем. Сеня погладила деревянную поверхность креста и обернулась к Проше.
— Это он? Ты о нем говорил?
Она опустилась на коленки возле майки, которая вздымалась и опадала в такт дыханию того, кто был там, внутри…
— Дай мне… — Прошин голос стал слышней, точно близость предмета, извлеченного ею из сундучка, придала ему сил. — Положи его… сверху.
Затаив дыхание, Сеня положила крест на синюю майку и сама внезапно перекрестилась. И запрокинула голову, глядя в голубой небесный простор…
— Господи, помоги ему! Пусть он снова станет собой. Если он что-то сделал не так, прости его, пожалуйста… Он ведь хотел, как лучше! Он хороший, Господи, очень хороший! Помоги ему!
Она вздохнула и горячие слезы, внезапные как майский утренний дождик, потекли по щекам, закапали майку…
— Колечка! Моя Колечка! Мы победили… — послышался знакомый скрипучий голос, а когда она подняла глаза… перед ней на песке стоял домовой, прежний, видимый! — и улыбался во весь рот глуповатой блаженной улыбкой.
— Вот он, клад казначейши! Моей Варварушки! Вот и довелось мне, жалкому, недостойному, на свет Божий из земли его вызволить… И это все ты, Колечка, родная моя! Без тебя…
— Он… он проявляется! — прошептал обалдевший Мамука, который в отличие от Сени наблюдал весь процесс с начала и до конца.
Проша широко раскинул лапы, точно намеревался обнять этот берег, и упавшее дерево, и сундучок, слегка накренившийся на песке, свою спасительницу и незнакомого чернявого толстяка, который вдруг стал оседать… Проша, сжимая крест, шагнул к нему, а тот от неожиданности так резко взмахнул рукой, что задел крест — тот взлетел, описал плавную дугу, упал на воду и поплыл… ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ.
Крест плыл вверх по течению ручья, нарушая все мыслимые и немыслимые земные законы, — плыл, точно радовался своей вновь обретенной свободе и тому, что может зримо, воочию явить людям чудо — закон неземной!
Неизвестно, сколько бы простояли, онемев, все свидетели этого чуда, если бы бренный мир не напомнил им вновь о себе. Послышался шорох шин, рокот моторов — со стороны станции к овражку на полной скорости гнали машины… Не успели ребята и духи опомниться, как прямо возле них послышался визг тормозов, хлопанье дверец — бандиты! Те двое, которые остались на участке Мамуки, а с ними другие — много, ох, как много других!
— Мы опоздали! — с отчаянием крикнул Мамука и упал на песок.
— Не смей! Ты не должен сдаваться! Быстрее бежим! — отчаянно крикнула Сеня. Она попыталась приподнять сундучок, но он был слишком тяжел для нее.
— Не беспокойся, Колечка, это моя забота! — прогнусавил домовой, легко, как пушинку, подхватил сундучок и взвился с ним в воздух, тотчас утратив свой зримый облик. — Спокуха, ребят, прорвемся! — так, кажется, говаривает твой дедушка? — послышался сверху его бодрый голос. — Лапекак за работу! Отвлеки-ка, дружок, этих жухликов — больно много их понаехало…
Лапекак тенью метнулся к обрыву, возле которого толпились бандиты. Все они были вооружены, но открыть пальбу поблизости от деревни без особой нужды не осмеливались… Кроме того, все они были в «полном прикиде» — то есть, говоря человеческим языком, дорого и модно одеты. И мараться в грязи, лезть в воду в ботинках, которые стоили по меньшей мере сто долларов, никто не решался. Тем более, они были уверены, что детки от них никуда не денутся…
— Бегите на дачу! Туда, где ваши папаши! — командовал домовой, раскачивая сундучок метрах в двух над водою ручья. — Мы их задержим, бегите! А сундук я в два счета за вами перенесу…
Сеня с Мамукой не стали долго раздумывать и последовали совету Проши дунули со всех ног! Поэтому о событиях, разыгравшихся возле деревни, узнали позже, когда все было кончено…
А случилось следующее… Лапекак ухитрился напустить повсюду густого туману — в один миг окрестности заволокло сизым клубящимся маревом. Завершив это важное дело, он растянулся в длину и превратился в узкий деревянный мосток, перекинутый с одного берега на другой. Этот мостик внезапно вынырнул перед бандитами из густой влажной дымки, и они ринулись на другой берег. Однако, едва ступили на узкий мосток, он сгинул, и все они оказались в воде! Пока, чертыхаясь и матерясь, выбирались на сушу, пока, сняв ботинки, выливали из них воду, ребята были уже далеко…